Глава 24

Февраль 1863 года капитан Колтрейн со своим эскадроном провел безвылазно в горах Теннесси.

Распутица, дождь, холод, а под конец и огромные снежные заносы отрезали их от всего остального мира и не позволяли даже совершать охотничьи вылазки, чтобы обеспечить себя свежим мясом. Ветхие одеяла разваливались на глазах. Обмундирование также не соответствовало сезону: особенно досаждала нехватка обуви – полуразвалившиеся сапоги служили плохой защитой от льда и снега. Китти трудилась не покладая рук, помогая солдатам справиться то с одной хворью, то с другой. К тому времени отряд уже насчитывал около сотни человек. И по меньшей мере треть из них погибла от дизентерии.

– Какой нам смысл собирать отряд для того, чтобы воевать весной, если половина людей перемрет еще до того, как успеет стаять снег? – приставала Китти к Тревису.

В тот вечер на ужин у них было мясо лошади, погибшей от холода. Жесткое, безвкусное, оно едва ли было способно утолить голодную резь в желудке.

Тревис насторожился, как делал всякий раз, слыша это невольно вырвавшееся «мы». Насколько велика вероятность того, что под влиянием поступка своего отца Китти мало-помалу утрачивает пресловутую преданность Югу? Капитан не верил в это, хотя Сэм постоянно твердил ему, что девчонка меняется на глазах.

– Людские потери на войне неизбежны, – пробурчал капитан, у которого ломило челюсти от малосъедобного мяса. Допив из чашки остатки мутной жидкости, он ополоснул ее растопленным снегом и спросил:

– Китти, у нас больше нет кофе? – То, что пришлось сейчас пить, вызывало у него отвращение.

– Сегодня я сварила все, что осталось. Честно говоря, из припасов у нас есть только вот эта дохлая лошадь. А когда и ее съедят, кому-то придется отправиться на охоту.

– А это значит, что кто-то умрет от простуды, если еще раньше не замерзнет в лесу.

Сэм сидел возле костра, кутаясь в дырявую накидку.

– А тут еще эта зараза, – проворчала Китти, чувствуя, как по ней ползет вошь. Скорее всего, она тоже заразится чесоткой. Но разве в таком ужасном холоде можно думать о бане? Весь отряд только и делал что толкался возле костра, экономя последние крохи еды и топлива.

– Китти, – с ухмылкой заметил Сэм, – похоже, что все вши и блохи тоже оголодали за зиму, вот и кусаются как ненормальные. Ну что ж, пусть уж лучше они, чем какие-нибудь Ребы! – Его борода уже отросла до груди. Тревис не настаивал на том, чтобы солдаты брились и вообще заботились о внешнем виде, собираясь вплотную заняться этим весной.

– Сэм, отсюда далеко до Мерфрисборо? – негромко спросил капитан, погруженный в свои мысли.

– Трудно сказать. В двух днях пути, а может, и в трех по такому снегу. Если вообще хватит сил спуститься с гор. А ты что, решил вылезти из берлоги?

– Нет. Просто как только потеплеет, наши дезертиры поскачут во все стороны, словно блохи с дохлой крысы. И нам надо успеть их перехватить. Но прежде необходимо обеспечить отряд продуктами. Ты посмотри на Китти. От нее остались кожа да кости, какой из нее лекарь, если сама еле держится на ногах?

– А что, сэр, вас только по этой причине беспокоит мое здоровье? – лукаво улыбнулась Китти.

Но Тревис пропустил ее вопрос мимо ушей, продолжая обращаться к Сэму:

– Кто из нас двоих отправится в город? Последний из отловленных бродяг рассказывал, что в конце декабря Розенкранц и Брэгг сцепились не на жизнь, а на смерть. И судя по тому, что нам известно, в данный момент армия полностью разбита и в Мерфрисборо не осталось ни одного федерала.

Сэм долго думал, ожесточенно расчесывая бороду.

– Ну, вот что я скажу, капитан. В такую пору мне не стоит пытаться ползать по горам. Боюсь, старые кости не выдержат и рассыплются. Лучше ты возьми столько людей, сколько сочтешь нужным, и отправляйся, ну а я присмотрю за порядком здесь.

– Хорошо. Я и сам не прочь вернуться к цивилизации и узнать новости о ходе войны. Вот было бы здорово, если бы выяснилось, что она уже кончилась!

Цивилизация. Люди. Города. Возможность бежать! Китти изо всех сил старалась скрыть охватившее ее возбуждение. Едва дождавшись, чтобы Сэм отошел подальше, она прильнула к Тревису и попросила:

– Пожалуйста, Тревис, возьми меня с собой.

– С какой стати? – удивился тот. – Ты нужнее здесь, Китти. В отряде полно больных.

– Ну пожалуйста… – Она заставила себя подняться на цыпочки и обнять его за шею, чувствуя, как загорается желанием его сильное тело. – Тревис, я не хочу расставаться. Не бросай меня здесь. Боюсь… боюсь, что сойду с ума, сидя в этой дыре и думая без конца, жив ты или погиб. Я пыталась задушить его… ну, это чувство… но оно сильнее меня. А еще я хочу сказать правду. Мне нужно попытаться узнать что-нибудь про отца. Ну пожалуйста, возьми меня с собой!

Он пытливо посмотрел ей в глаза, стараясь различить малейшие признаки притворства, но пленница поспешила прижаться губами к его губам. Тревис больше не в силах был терпеть: подхватил ее на руки и отнес на убогое ложе. Здесь, в стороне от очага, царила жуткая стужа, и Китти завернулась в одеяло. Тревис захлопнул дверь, щелкнул задвижкой – и они оказались отрезаны от скованного зимними холодами внешнего мира.

Торопливо скользнув под одеяло, капитан жадно прижал к себе Китти, а она зашептала:

– Ах, как бы я хотела принять ванну и надушиться, прежде чем ты придешь ко мне. Я бы хотела быть такой чистой и женственной и любить тебя как можно лучше. Возьми меня с собой. Одень в шелк и кружева и уложи в настоящую постель, чтобы мы могли ласкать и любить друг друга всю ночь напролет. Ну же, Тревис, пожалуйста!

Но ему было не до разговоров в тот миг, когда тела их слились воедино и он проник в бархатные глубины наслаждения и любви. Двигаясь не спеша, осторожно, он дождался, когда Китти забьется под ним в судорогах экстаза, и лишь потом дал выход своей страсти.

Они еще долго лежали обнявшись, Китти ласкала плечи и спину Тревиса, стараясь сделать вид, что ни за что не желает отпускать от себя.

– О, любовь моя, – хрипло шептала она, – как бы я хотела, чтобы это случалось каждую ночь. Если бы ты только знал, как часто я лежу без сна и буквально дрожу от желания стать твоей?

Тревис приподнялся и слегка отодвинулся от Китти. Ему всегда претило оставаться рядом с женщиной после того, как желание угасло. Да и партнерше, по его мнению, от этого было мало удовольствия.

– Трудно заниматься любовью в таких условиях, – пробурчал он, чтобы что-то сказать и чувствуя легкую вину за то, что не способен ответить такими же страстными любовными клятвами. Проклятие, не могут они быть искренними – и все! Она не могла по-настоящему его полюбить.

– Но если бы ты позволил мне спуститься с тобой в город, там мы хоть ненадолго, но окунулись бы в домашний уют.

– Китти, скорее всего, спустившись в город, мы окажемся в самом пекле. И тебе будет грозить опасность.

– Да как у тебя язык поворачивается говорить такое? Разве ты никогда не брал меня с собой в самое пекло, когда кругом свистели пули и рвались снаряды? Но только тогда я ненавидела тебя, и все было по-другому.

– Ну а теперь, моя милая, ты полюбила меня, не так ли? – Его улыбка была мрачной, едва ли не саркастической. – И рвешься отправиться вместе со мной только оттого, что от одной мысли о разлуке тебе становится дурно, да?

Она постаралась смотреть прямо ему в глаза, трясясь от страха, что вот-вот он заглянет в самую глубину ее души и поймет, что все это ложь и притворство.

Не дождавшись ответа, Тревис продолжил:

– А что, если я скажу, что возьму тебя с собой, чтобы отправить на Юг, к своим, и что вы с Энди свободны? Тогда ты останешься со мной?

Китти замерла от страха неосторожным ответом разрушить все в один миг и прошептала, часто заморгав, словно стараясь подавить невольные слезы:

– О, Тревис, если ты отошлешь меня прочь, мне придется уйти. Да, я уйду, если только ты сам этого захочешь. Потому что чувствую себя обязанной быть вместе со своим народом, но мое сердце будет всегда с тобой.